Русалки воздуха - Страница 1


К оглавлению

1
I

В 1914 году пилот Раймонд Люкс получил приказание перелететь границу, высадив на условленном месте военного шпиона. Это предприятие, затеянное штабом, касалось важных военных тайн. Поэтому выбор остановился на отважном и осторожном Люксе.

Предварительно было установлено, что по ту сторону гор тянется обширное лесное плато, с луговиной внутри, довольно обширной для благополучного спуска. На этой луговине Люкс должен был ссадить шпиона, а затем вернуться обратно.

Столковавшись с шпионом, Люкс, перед тем как расстаться, спросил его:

— Вы не страдаете боязнью высоты? Я спрашиваю это потому, что за последнее время стал нервен; настроение пассажира действует на меня, и мне хотелось бы чувствовать за спиной нечто очень спокойное, подобное мешку с ватой.

Дагобер — так звали шпиона — возразил на это:

— Это уже не первый мой полет. Никакого беспокойства я вам не доставлю, будьте уверены.

С тем он ушел, а Люкс остался стоять возле ангара, где жил. Он был задумчив. Внешние впечатления, подобно птицам в пространстве, свободно рассекали его сознание. За ангаром солдат играл на гитаре. Через старинный вал было видно, как дышит в ночную синеву неба, желтым блеском, труба электрической станции. Гудел телеграфный провод; по шоссе двигался папиросный огонь. Люкс машинально твердил въевшийся отрывок стихотворения, который не покидал его, как часто и со всеми это бывает, дней десять:


На горной круче, где
Не дотянуться рукой,
На каменном отвесе
Цветет эдельвейс.

В это время невидимый человек, выдавая свое приближение только шумом шагов, шел неторопливо к ангару. Наконец Люкс рассмотрел и узнал его. То был Катенар, тоже пилот, пожилой человек, некоторое время искавший в авиации смерти, по причинам, оставшимся неизвестными. Полеты вылечили его. «Я выветрился, — говаривал он приятелям, — я проветрился». Тем не менее след тайного потрясения еще блестел в его глубоко запавших глазах странным огнем.

Разговаривая, оба они зашли в помещение Люкса, стали пить и говорить о погоде…

— Погода будет хорошая, — сказал Катенар, — это я знаю потому, что моя простреленная нога ничем не дает себя чувствовать. Но я пришел не без особенной цели. Слушайте меня внимательно, а затем думайте, что хотите. Я не пустился бы ни с кем другим в подобные объяснения. Вы очень похожи на моего сына… хотя я уже не знаю, почему говорю это. Он сильно напоминал лицом мать. Как вы думаете, отчего молодые люди умирают на двадцатом году, только что вооружась всем необходимым для жизни? Хотя Бланш выглядела тоже удивительно юной. Вы полетите на Понмаль?

— Именно так, — сказал Люкс, — но почему вы знаете, что это — самое короткое расстояние?

— Я не знал. — Катенар несколько раз крупно отхлебнул из стакана, смотря в стол. — Но ведь мы говорили о северном направлении.

— Совершенно верно, — сказал Люкс, снимая плавающую в стеарине свечи моль, отчего, перестав трещать, огонь вновь стал теплиться спокойно. — Так что же Понмаль?

— А то, что, если вам дорога жизнь, огибайте проклятую гору как можно дальше. Бойтесь этой горы, Люкс. Я над ней был. Вы меня знаете. И я говорю вам совершенно серьезно, что миновать эту вершину благополучно может только глухой.

— Глухой? — спросил Люкс, думая, что ослышался. — Должно быть, это я глух, потому что не понял.

— Лучше, если ее минует слепой и глухой вместе, — продолжал Катенар. — Я поясню. Параллели и меридианы существуют действительно, хотя и не в виде правильных черт, так же существует нечто, именно над Понмаль. Сказать ли вам сразу? Будете вы хохотать или с миной сомнения упретесь в лоб пальцем, смотря на меня странно, с маленьким подозрением?

— Лучше пять слов, чем монолог, — сухо ответил Люкс.

Катенар откинулся, глубоко засунул руки в карманы брюк, скрестил ноги и полузакрыл глаза.

— Над Понмаль вы встретите воздушных русалок, — отчетливо проговорил он. — И услышите пение.

— Как?! — вскричал тихо Люкс. В то время, как он молчал, еще не зная, что сказать на это удивительное заявление, что-то нелепое и заманчивое сладким неприятным холодком коротко прошлось под его сердцем; затем исчезло.

— Что за черт! — пробормотал он наконец, пристально уставясь на Катенара. — Вы думаете, что я поверил? Чепуха. Чушь.

Катенар, схватив Люкса за руку выше локтя, крепко сжал:

— Простое предупреждение, — мягко сказал он, — внушит вам, может быть, более доверия к моим словам, чем подробный рассказ о пережитом мной лично над этим самым Понмаль; как мистификацию или как беспардонный вымысел слушали бы вы мои описания. Поэтому-то я ухожу; иначе наша беседа естественно остановится в заколдованном кругу; я буду молчать, вы — спрашивать. Прощайте. Избегайте Понмаль.

Он встал.

— Но… но вы сами не пострадали?! — спросил Люкс. — Иначе как вы могли бы предупреждать меня?!

— Ну, — возразил Катенар, — это было в день горя, когда я летел с мертвой душой. Умертвите душу — и Понмаль будет не страшен. Спокойной ночи.

Люкс хотел удержать его, но он отрицательно качнул головой и вышел. Летчик поморщился, пожал плечом; затем, без удовольствия выпив стакан вина, лег, не раздеваясь, на койку. Перед закрытыми глазами его торчало как бы острие громадного, неподвижного угла: странные слова Катенара. Он думал, что здравомыслящий человек не должен ничего думать обо всем этом. Здесь — именно потому, что он считал предосудительным думать, — несколько сказок рассмеялось ему в лицо плеском маленьких рук, выжимающих зеленые косы над утонувшим в черной воде месячным медным серпом. Но сказки он слышал в детстве. Теперь же ему было тридцать два года, и серп только отражался в реке.

1